Аристарх и Мардарий

44 Клейтон Блек говорит, что страницы все помнят до мелочей: от едва различимых знаков до самых ранимых букв. Только серые тучи за окнами все мрачней; ливни — эхо воспоминаний из водосточных труб. Клейтон Блек говорит, что привычное бросить сложно, как внезапно и без причины бросить курить. Он берет руку Алекс и держит так осторожно, словно хочет остаться рядом, лишь бы не уходить. Клейтон Блек говорит, что чувства — глухой капкан. Улыбается и так смотрит, будто совсем дитя, своим взглядом кристальным, как озеро Мичиган, ледяными руками по телу ее скользя. Клейтон Блек говорит ей, что счастье настолько просто: для него это воля случая, не всерьез. Он глотает стихи, что пишет она, как воздух, и целует огонь кудрявых ее волос. Клейтон Блек говорит ей, что любит ее, как друга. Только Алекс, пожалуй, любит его всерьез. Что же сладостный морфий слабее ее недуга, что вмещал слова песни, названной «I’ll be yours». Клейтон Блек говорит, не судьба им быть вместе вовсе, допивает последний кофе, вновь убегает прочь. Верно, Алекс его не забудет, он без сомнений also. А пока что на улице тихо. Летняя лунная ночь. Клейтон, видимо, рад, что она наконец ушла, перестала общаться: не пишет и не звонит. Алекс делает это, конечно же, не со зла: может, встретит другого, тогда его и простит... Алекс Коул считала, что в жизни все повторится. Пройдут годы: каких-нибудь десять-двенадцать лет. Она встретит на улице Клейтона, снова не удивится, и, не вспомнив о прошлой обиде, скажет ему: «Привет!»