Аристарх и Мардарий

17 В непринужденных беседах мы провели весь день — до самой ночи. Я даже не заметила, как погрузилась в забытое мною спокойствие рядом с соседками, но все равно немного чувствовала себя внутри прокаженной, будто я что-то от них укрываю и таю опасность. Я начала побаиваться того момента, когда все вокруг уснут, а я буду одна лежать без сна и в упор смотреть на третью полку, слушая перестук колес. Но пока что спать никто не собирался. И хорошо, ведь я встретила ночь. За окном светила громадная, как нам тогда виделось, медная луна. Деревья отступили от путей и стали медленно исчезать то ли во тьме, то ли просто вдали — мы покинули Центральную Россию. Вскоре от нас скрылся и бледнеющий диск луны. Началась метель. За окном все пропало, внешнее пространство оказалось потеряно. Мы погрузились в камерную невесомость. В голове у меня начала крутиться песня про убитого альбатроса и старого морехода, и в размышлениях о них я провела около часа, пока не уснула. Погружение свершилось. Ветер за окном с ожесточением ударял хлопья снега о стекла, отгораживающие пассажиров от смертельной для кого-то бури. Нам оставалось лишь ждать, когда поезд наконец вырвется из снежной пелены, охватившей его на пути в южные земли. Тогда мне было еще трудно представить, чтобы в течение полутора суток февраль успел превратиться в весенний по моим меркам месяц. Я ждала этого, ибо бывала и раньше на черноморском побережье зимой. Но тогда был самолет, а сейчас все куда неторопливей. И хорошо, ведь есть время совершать свой умело сокрытый нырок. На рассвете мы приехали в Ростов-на-Дону, и попутчица покинула нас вместе с немалой частью пассажиров. Нам оставался один световой день пути. За расставанием мы и не обратили внимания на отсутствие снега и наледи, зато за чертой города перед нами стали мелькать водные канальчики — мы не знали, как это иначе назвать,— не покрытые льдом. А после на огромном буром поле запестрели столбики виноградников.