Аристарх и Мардарий №3

65 Потом лежала в углу комнаты. Что-то говорила. Уехала. Я зашел в комнату и заправил кровать. Что меня тогда дернуло? Никогда в жизни даже свою не заправлял, а тут взял и убрал. И вмиг ужаснулся: в гроб ее превратил. Сколько бы впоследствии я ни рылся в складках одеял, вернуть ничего не получалось. На кухне обнаружил ее золотые серьги. Испугалась, что отнимут. А дальше — долгие звонки, хруст снега и бесконечные окна больниц. Зима все не заканчивалась. *** Телефон разрывался. Знакомые при встрече тревожно вздыхали, желали ско - рейшего выздоровления, а за стенами шептались, мол, бедняжка, молода еще. Ты шутила, что палата стала походить на гримерку оперной дивы, сестры все несли и несли цветы. Я был взбудоражен. Бегал по друзьям, искал врачей. Много читала, просила принести мои рукописи. Даже играла в редактора и рисовала солнышки на полях, где автор особенно хорош. Захотела научиться фотографировать, пришлось заставить всю комнату ба- ночками. Вместе проявили твою первую пленку. Десять кадров снега, снятых из кровати. Букеты. Один — мой, пока спишь. Казалось, что мы справимся. *** Приволок елку. Пришлось долго ругаться, но ты улыбалась. Врачи дали месяц, максимум два. За порогом не стихала пурга. Наблюдал, как тебе становится хуже. Книги лежали у ножек кровати, пальцы отказывались что-либо держать. Много спала. фото: Анастасия Инюшина