Аристарх-Мардарий №2

17 и Бог-знает-кого-еще. Глупость! Страшная глупость все эти Борисы Иванычи, Сергеичи, Викторчи!.. Но, значит, я собираюсь с духом и аккуратно —знаешь, как тогда тетя Люся ставила груши от бабушки, а мы носы на стол и следим, чтобы груши никому, кроме нас, не достались, —и аккуратненько, осторожно подхожу к альбому и пальцем — вот этой костяшкой самой — трогаю его фиолетовую, хрустящую обложку. А вокруг темнота, не вижу, и мне кажется, что я в туннеле и вокруг меня все проносится. Несутся и Борис Викторч, и Сергей Иваныч, дома, дома, одежда. И вот я: человек ну вселенской важности — раз страничка, два страничка, «Коктебель. Слава и папа. 1984», «У мамы на даче. Раменское, лето 1991». Черно-белые, оранжевые, цветные лица, дома, деревья, много деревьев, дороги, жигули, Ока, Москва, Адлер, дядя Андрей на геологической экспедиции со студентами в Казахстане, сестра мамы Вера рядом с памятником Тысячелетию России в Новгороде, твой выпуск около памятника Гагарину, чья-то квартира, фотография от деда из-под Твери, белорусская, около Орши, родня по папиной линии стоит недалеко от какого-то водохранилища в Туле, я с однокурсниками в Ленинграде пародирую Петра на коне, приезд братьев и сестер деда по папе из Минска, когда родители собрали всех в доме в Раменках, фотографии в военной форме каких-то молодых людей около обломков, похожих на Рим, — но надписи стираются, выцветают, тускнеют, почерки забываются, буквы из м, л, а, з становятся просто витиеватыми, спиральными или острыми закорючками, и те люди, которые писали эти буквы, все дяди-тети, бабушки и дедушки, племянники и племянницы, наши матери и наши отцы — все, как листья по осени, спрессовываются, становятся одинаковыми, и единичная память о них пропадает, забываются их руки, глаза, голоса, песни, шутки, страхи, но память большая все увеличивается и увеличивается, и вместе с тем и моя, и твоя память приобретают все больше личных черт и тотчас их теряют, и, может быть, обрести собственную память, построенную не на забывании или замене воспоминания чужим, и есть тот самый способ, которым мы излечимся от взрослости. Синицы улетели. Солнце к закату. Вижу, соседи вышли на улицу к мангалу с кастрюлями, достают угли и разводят костер. Скоро приеду к тебе. Только бы игрушки новогодние найти, чтобы с ними приехать. Твой Слава.