Тульский краеведческий альманах. Выпуск № 21

Òóëüñêèé êðàåâåä÷åñêèé àëüìàíàõ • Âûïóñê 21 • 2024 220 Трудно судить , о чём Яков Максимович вовсе не имел никакого ясного представления , а что просто не считал нужным проговаривать , важнее пони - мать другое : какие бы вещи , какие бы темы ни отсутствовали в его воспомина - ниях , прежде всего в них отсутствует законченность . Воспоминания обрыва - ются буквально на полуслове , и никакого продолжения нет . По свидетельству его сына Валерия , Яков Максимович не смог вернуться к записям : ему было « тяжело ». Он так и не преодолел некий внутренний барьер , несмотря на побу - ждения со стороны сына . Что это был за барьер ? Болезненная память о его четырёх умерших во младенчестве детях ? О тяжёлом и опасном времени фашистской оккупации Донбасса , когда председателю заводского профкома Семёнову приходилось прятаться от врага ? И то и другое вместе ? А может быть , ещё что - то ? Как бы то ни было , этот барьер существовал , а значит , напрашивается мысль , что су - ществовал он потому , что так была устроена душа Якова Максимовича , и что « нет » этого умолчания о позднейшем незримой тенью лежало и на том , что Яков Максимович успел рассказать . Кроме того , не надо забывать , что Яков Максимович не был « человеком письма »: письмо не было его ремеслом , его искусством – тем , в чём ему при - вычно было бы проявлять своё мастерство . В его письме нет ни изящества , ни рефлексивности , это , можно сказать , наивное письмо – письмо челове - ка , которому привычнее писать лаконичные производственные заявки , док - ладные записки или иные сугубо утилитарные тексты , нежели « творить ». Поэтому ценность воспоминаний Якова Максимовича , помимо его наблюда - тельности и цепкой памяти , ещё и в том , что в них запечатлен подвиг автора – подвиг письма . Впечатление , оставляемое текстом , – будто Яков Максимович не столь - ко писал , сколько приговаривал - проговаривал . Письмо его , как бы сказать , несколько задеревенелое , но именно эта безыскусность слога вкупе с явной старательностью рассказчика всё равно передает особую энергию — энер - гию задушевной беседы с родными людьми . Важно то , что этот родственный круг вовсе не ограничивается семьей или роднёй по крови : он размыкается навстречу всякому , у кого достаточно эмпатии и жизненного опыта , чтобы су - меть пережить далёкое близким , а в близком увидеть открывающуюся даль интересного . Рассказ о чём - то , ставшем историей , о том , что исчезло с горизонта актуаль - ности , сам становится историей . С одной стороны , это обрекает на забвение , но с другой — даёт шанс встрепенуться и заново узнать самого себя : сначала ощутить себя восприимчивым к токам чужой любви , а затем самому полюбить чужое — а значит , расширить объём своего . Что такое воспоминания Якова Максимовича Семёнова ? Можно ли отве - тить на этот вопрос , не зная , чего хотел он сам , когда садился писать ? Сей - час уже не дознаться , о чём думал автор , какие намерения у него были , что именно он хотел сказать . Но это незнание не помешает правильно воспри - нять оставшиеся после Якова Максимовича воспоминания , стоит лишь соб - люсти одно нехитрое условие : ничего заранее не зная об авторе , не предрешая вопрос , кем он был , а кем нет , смотреть на эти воспоминания просто как на слово о родине . Родина … Каждый раз это что - то « своё », но одновременно общее . Родина имеет границы : эти границы , идущие по местам , по временам , по людям , по